Тсуна не курит, это вредно, да и запах неприятный. Хибари тоже не курит. А жаль, может хоть от рака легких он бы сдох. Савада любит, обожает, готов вырвать сердце и отдать его Кёе. Вот только Хибари это не нужно.
— Ты омерзителен, Савада.
Тсунаеши не питает иллюзий на свой счет. Даже не удивляется, когда слышит такие слова на своё признание. Полкружки пива не придало смелости, зато стерло на краткий миг границы реальности. Ему хочет вырезать сердце, легкие, выгрызть вены на руках и хорошенько съездить по красивому лицу с тонкими чертами лица и невъебенными серыми глазами.
Савада не курит, достает конфету из кармана и закидывает в рот. Вишневая. Зябко ежится от ветра и смотрит на серое небо, ещё чуть-чуть и можно подумать, будто это потолок психбольницы.
Пистолет легкий, холодный и приятной дрожью отдается по телу громкий выстрел. Зачистка. Ничего нового. Хибари скалится, красивый падла, так и хочется убить, жаль руки не слушаются и тело, как парализованное, будто змея укусила.
Хибари презрительно кривится, смотрит, как на насекомое, но не уходит. Тсуна даже знает почему, он единственный напарник, единственный кто будет работать в паре с этим психом. Хотя, шатен осознает, что он сам такой. Шальные глаза отображаются в синих, таких прекрасных, испачканных в крови. Тсуна сжимает руку, чувствуя, как упругое око отпружинивает в пальцах. Вот бы серый.
— Заткнись.
Савада больше не говорит о своей любви, у него разбита губа, опухла щека и этот сероглазый придурок чуть голосовые связки не вырезал. Чокнутый псих. Но блять, какой же он охуенный.
Тсуна молится, поклоняется, расшибает себе лоб до крови, а жестокий Бог с насмешливыми серыми глазами каждый раз презрительно смеётся и размашисто бьет по лицу со словами:
— Ты омерзителен.
Кажется, что дышать тяжело, а внутри что-то горит, выжигая внутренности до пепла. Он сгорает, сходит с ума, подыхает смотря влюбленными глазами.
— Пожалуйста, не отталкивай меня, — скулит, как побитая преданная собака, утыкается сухими губами.
— Отвали, Савада. Ты мне не интересен.
Пол холодный, и он устал плакать, да и слез уже нет. Иссякли, высохли.
Тсуна знает, что редкостный придурок, которых стоит поискать. Он дышит с присвистом, и оседает на пол, жгучая боль, будто кто-то прижигает раскаленным железом. Пуля задела бок, не смертельно, недельку отлежится и будет, как новенький со старыми ранами и разорванным на куски сердцем.
Хибари не благодарит, смотрит с раздражением и отрывисто бросает:
— Я не просил. Отъебись, Савада.
Тсунаеши хрипло смеётся, морщится от боли и теряет сознание.
Он хочет умереть, спрыгнуть с крыши, прострелить себе голову, чтоб мозги вправило на место. Он бы сам хотел перестать чувствовать, но не может. Он ненавидит себя за то, как сладко сжимается сердце, когда он видит Хибари. Он хочет выколоть себе глаза, чтоб никогда его не видеть. Оглохнуть, чтоб не слышать низкий, тягучий голос брюнета.
— Пожалуйста, только чуть-чуть. Я… немного, — сжимает холодными пальцами пиджак, его мелко трясет, и бинты в крови.
Кёя прожигает холодным взглядом, хмыкает и отталкивает от себя с небрежностью, легкой брезгливостью, будто ему противно прикасаться шатену. Савада хочет взвыть от боли, он шкрябает ногтями по рукам, оставляя красные полоски. Он не может дышать без Кеи, жить без него, и он хочет, чтоб Хибари сдох от шальной пули.
Или пусть вот этот горшок с цветком на шестом этаже упадет ему на голову и расшибёт к ебеням.
Тсунаеши не курит, он умеет убивать других и зарабатывать себе деньги. Хибари не курит, и тоже убивает других. Может ради денег, а может ради развлечения.
— Ты омерзителен, — говорит себе Тсунаеши, смотря на своё отражение, и тушит окурок ботинком.
Многое в мире меняется. И исчезает бесследно.
Тсунаеши курит, у него черные круги под глазами и бледные губы, он похож на зомби. И он по-прежнему чертовски сильно любит Хибари. А Хибари красивая кукла без внутренностей.