Фик "Чудес не бывает"

[=)koluchka=)]

Чудес не бывает

Автор: Колючка

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!

Основные персонажи: Тсунаёши Савада (27), Кёя Хибари (18)

Рейтинг: R

Жанры: Слэш (яой), Ангст

Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика

Размер: Мини, 10 страниц

Статус: закончен

Описание:

Тсунаеши смотрит на Хибари и слабо улыбается. В его глазах облегчение.

— Спасибо за чудо.

Посвящение:

Неведомка=) Надеюсь, тебе понравится и этот ангст. Немного нетипичный для меня, но я старалась)

Публикация на других ресурсах:

Да похуй мне хд Придерживаюсь образа.

Примечания автора:

Ну-с, мне сказали, что я не плохо пишу ангст. Решила вот попробовать что-то очень мрачное. Бу-га-га-га! Может мне понравится и я буду писать только ангст хд

И да, не советую читать нежным фиялкам хд Тут я наполовину осуществила свою мечту про Тсуну-шлюху.

И да, тут небольшой для меня эксперимент, немного отличается от того, что я пишу. Тут есть сравнения и мало диалогов! Учитывая, что я просто обожаю диалоги и ненавижу описания и сравнения.

И ООС!Не, правда, тут все ипанутые долбоебы. И маты! Воу, воу, тут есть маты хд

Укажите, плиз, на ошибки=) Заранее спасибки!

Ну-с, приятного прочтения.

читать текст

Стена жутко холодная, и острые углы камней впиваются в ладонь при каждом толчке стоящего позади мужчины.

«Как бы руку не поранить», — лениво размышляет парень. А ещё у него замерзли ноги, от колен и выше.

Переулок тихий, на удивление чистый, без всякого мусора на земле, без изрисованных горе—художниками и подростками—сорванцами стен, лишь асфальт и кирпичные стены с двух сторон, прямые параллельные линии сходятся, образуя тупик. Из освещения, лишь блеклая одинокая лампа у черного входа в бар. Зато ночью, если поднять голову, можно увидеть яркие звезды и на секунду представить, что находишься в совершенно другом месте, мире.

Холодно, как—никак осень. Витает не свежий воздух, отдает чем—то кислым, будто испортившееся тесто, как, тогда –в далеком детстве, мать хотела испечь ему пирог, самый вкусный и единственный в жизни. Парнишка с восхищением наблюдал за манипуляциями с мукой, водой, как белый порошок становится вязким, а потом упругим. Тесто испортилось, так как мать забыла и ушла к соседке, обсудить новые сплетни. Кислый запах сырой муки и дрожжей.

Странно, что в таком забытом месте ощущается именно этот запах.

Толчки становятся грубее и быстрее. Парень не стонет, ему за это не заплатили. Мужчина сжимает руки на тощих бедрах, оставляя следы, будут синяки, и с прерывистым вздохом, кончает. Клиент тяжело дышит, выходит, снимает презерватив и выкидывает на землю, застегивает штаны и достает из кармана пару смятых купюр.

Парень поспешно натягивает джинсы и хватает деньги, криво ухмыляясь.

Приходите ещё. Удачного дня. Как в дешевых супермаркетах, говорит красивая продавщица, улыбаясь профессиональной улыбкой. И ты придешь потому что, тебя здесь рады видеть и вокруг все такие милые и хорошие и похрен, что девушку уже тошнит и скулы сводит. Приходите ещё. Удачного дня. Заученная до автоматизма фраза.

Блять, как же хочется засунуть эти чертовы деньги в рожу мужчине, выковырять глаз, оторвать нерв и запихать смятую бумажку. И напоследок плюнуть.

Впрочем, его молитвы кто—то услышал, так как клиента отбрасывает в сторону, он врезается в стену и оседает, как поломанная кукла, забавно наклонив голову.

Шатен вздрагивает, не кричит, лишь с ужасом смотрит на фигуру облаченную в плащ. Как в долбанных фильмах ужасов, теперь существо ночи вопьется клыками ему в горло и высосет всю его дрянную кровь. От этих мыслей не тошнит, слегка щекочет под ребрами.

Но нет, это не вампир, у человека тонфа, которые слабо отсвечивают металлическим блеском, стиснутые в сильных руках, на которых отчётливо видны жилки вен и острые костяшки пальцев. Окинув холодным взглядом серых глаз, он подходит в лежащему мужчине и начинает его методично избивать. Удар, удар, странный звук, похожий на треск сухой ветки, и приглушенный, словно кто—то бьет в мешок с песком.

Паренька слегка трясет, но не тошнит, он видел и похуже, просто внутри неприятный осадок, будто на твоих глазах сбили вшивую дворнягу, но она умерла не сразу, скуля, похромала на обочину и упала, продолжая жалобно и болезненно выть. И жалко, и хочется пристрелить её, чтоб не мучилась, а внутри странная вибрация, как от струн виолончели.

Нет сил двинуться, на тело напало оцепенение, как будто мозг забыл, как давать импульсы, задавая движение, а вестибулярный аппарат расхерачен к чертям, и теперь ты не понимаешь, где находишься. Может, вообще вверх тормашками, и небо почему—то под ногами.

Проходят долгие секунды, медленно перерастая стрелкой в минуты, убийца успокаивается только тогда, когда его жертва испускает последний вздох и замирает. Брюнет аккуратно, даже с каким—то королевским изяществом достает платок и вытирает тонфа, убирая под плащ.

— Псих, — слова даются с трудом, но почему—то их трудно удержать в горле. Выплевываются ядом, и если задержишь их внутри, то попросту подохнешь.

— Шлюха, — тихое, равнодушное в ответ. Без презрения, без ненависти, просто констатация факта. Как сказать, что планета круглая, лед тает под температурой ноль по Цельсию, и если человека долго бить, то можно убить.

Они прожигают друг друга взглядами, первый, как и всегда, сдается парнишка, опускает глаза и стискивает тонкие пальцы в кулак. Развернувшись, запихивая деньги в карман, уходит. Ну клиент заплатил и то хорошо.

Это безумная, по сути ебанутая ситуация длится месяц. И он, ночной мотылек, как называли проститутов в городе, почти сожалеет, что решил в тот раз задержаться, сверх своей смены, надеясь на клиента. В кармане было пусто, как и в желудке, нужно было платить за квартиру, точнее коморку, а ещё он задолжал «маме» за месяц. Прошлые деньги ушли на покупку новых джинс, куртки и коробки с сухим пайком. И на лечение матери.

Клиент платил щедро, вот только вместо уютной комнаты, ему захотелось на улице, в темном переулке. Парень не брезговал, взял аванс наперед и опустился на колени, расстегивая ремень брюк. Минет было делать легче, чем подставлять задницу. Он не успел приступить, как послышались быстрые шаги, и перед ними предстал перепуганный до ужаса мужчина, с густыми темными волосами и яркими голубыми глазами, в которых был лишь животный страх.

Проститут лениво скользнул взглядом по незнакомцу и снова вернулся к прерванному занятию. Клиент резко втянул в себя воздух и больно вцепился рукой ему в волосы.

— Спасите меня! – подбегает мужчина, роется в карманах, и бессмысленно пялится на них.

Савада вытаскивает из рта член, сплевывает на землю и равнодушно смотрит на безумца.

Чем помочь? Дать денег? Ха—ха, у меня самого не хватает. Хочешь трахнуть? Плати вперед. Вызвать скорую? Сорри, у меня нет мобильного. Ментов? Та же ситуация. Хотя, могу заорать, что насилуют и убивают, может кто—то и прибежит. Но вряд ли, разве только бомжи за бесплатным зрелищем.

— Отвали! – рявкает его клиент и тянет за волосы, заставляя вернуться к минету.

Увы, ничем помочь не могу. Да и не хочу. Мне бы кто помог.

А потом слышится выстрел и незнакомец вздрагивает, будто по нему пропустили 220 вольт и падает, его взгляд стекленеет. Красивые глаза. Яркие, голубые и так резко потухли, словно внутри кто—то выключил и вытащил блок питания, вырывая провода.

Мужчина испуганно взвизгивает, отталкивает парня и убегает, даже не застегнув штаны, но не успевает добежать до двери бара, как гремит ещё один выстрел и клиент падает на землю и под ним медленно образуется лужа крови. Очень медленно, и парнишка чувствует легкую досаду. Он вытирает рот рукой, подходит в мертвому клиенту и роется у него в карманах, пока не находит бумажник, достает сотку и забирает себе, остальные деньги он не трогает, возвращает бумажник на место.

Он так привык к смертям, которые происходят вокруг, что происходящее кажется, до сумасшествия обыденным и вполне закономерным. Будто привычно наблюдать, что люди вокруг дохнут, как мухи.

Подросток не уходит, устало приваливается спиной к стене и ждет. Тихие шаги, если не вслушиваться, то почти и не слышно. Сердце грохочет где—то в горле и ладони вспотели, а кончики пальцев ледяные, заторможенная реакция организма. Это почти смешно.

Савада представлял свою смерть. И она до абсурдности похожа на смерть своего клиента, уже мертвого клиента. Подохнуть в Богом забытом месте, в каком—нибудь переулке, с пулей во лбу. Идеальная смерть.

Он внимательно следит за силуэтом мужчины, в тусклом освещение особо не разглядишь, но от увиденного стынет кровь в жилах. Правда, больше от безумного взгляда серых глаз. В них ничего человеческого, животное, хищное желание убивать.

Пацан с трудом сглатывает и заставляет себя дышать, и смотреть прямо в глаза.

Я не хочу умирать. Да, моя жизнь дерьмо и перспектива подохнуть в канаве от СПИДа, не так хороша, как и с членом в заднице и черными отпечатками на шее, но я хочу жить.

Убийца останавливается, с легким удивлением смотрит на проститута, скользит взглядом по тощему телу, с выпирающими ребрами, темными кругами под глазами и осунувшемуся лицу, словно тот голодал. Вылитая картина голодомора.

Усмехается, лениво, без интереса. Цель мертва, жаль не удалось поиграть вдоволь, даже скучно как—то вышло. В следующий раз лучше убивать вручную. Больше удовольствия.

Мальчишка не плачет, не скулит, не просит пощады, даже не убегает. Это разочаровывает. Убить его слишком просто. Брюнет уходит.

Савада медленно сползает по стенке и прижимает руку к груди. Сердце бьется, значит, все—таки жив.

С тех пор, он пару раз встречался с этим убийцей, как оказалось, тот работал охранником в баре, возле которого была точка у шатена. Сменить место не было возможности, но сероглазый брюнет казалось, забыл о нем или ему попросту не было дела до пацана—проститута.

А потом началось творить странное. В этом сумасшедшем мире, как в «Алисе», только без чеширского кота, но с чаепитиями и смертями по приказу королевы.

Сероглазый брюнет стал убивать его клиентов, иногда стоял поблизости, ожидая, когда очередной клиент закончит вдалбливаться своим членом и кончит, а потом просто доставал тонфа и с наслаждением убивал их.

Тсунаеши боялся, у него от страха отказывали ноги, даже душа замирала, леденея под палящим солнцем, но убедившись, что его не собираются убивать – успокоился.

Убийцу звали Хибари Кёя, он оказался на удивление чертовски красив. Савада готов сам был заплатить, чтоб облапать идеальное тело мужчины. И не прочь бы даже отыметь, если в конце ему не пристрелят бошку.

И вообще, он старался не думать о таком, вредно для души и жизни. Иногда мужчина смотрел с легкой насмешкой, будто читал мысли и они его крайне забавляли, настолько, что он позволял Тсуне жить. Или было жалко патронов.

Савада уже давно перестал думать над поступками брюнета. Может, у него такое хобби? Убивать его клиентов. Оставалось разве удивляться, как этого психа с повышенной агрессией и больной психикой не посадили за решетку. Тут убийца с психическими отклонениями разгуливает, а всем глубоко похуй. Отчасти, Савада их понимал. Пока это не касается его, ему абсолютно наплевать, что творится вокруг. Хоть массовое топление котят или продажа детских органов.

У него в детстве был котенок. Рыжий, с черными глазами и забавным немного изогнутым хвостом. Он любил играться с ним, и не плакал, когда хоронил. Даже смерти не желал тому пьянице, который переехал его. Только руки пришлось вымыть, измазанные в крови и внутренностях.

А теперь непонятная вереница событий, в который участвуешь, будто сообщник преступления, и в суде не докажешь, что нет, я не помогал, только рядом стоял и смотрел. Почему не ушел? Не мог, иначе бы меня убили. Вызвать полицию? Дурку? Скорую? Вы явно психи, господа. Моя жизнь мне дороже, чем кого—то ещё.

Тсунаеши не может сбежать, в больнице его мать и срочно нужны деньги, хоть сейчас собственноручно вырезай себе почку и ходи по рынку, предлагая прохожим. Вам не нужно? А Вам? Недорого, всего лишь за сто тысяч. Не нужна, жаль.

Просить милостыню можно, только много на этом не заработаешь. Как и другая «нормальная» работа.

Клиентов у него стало меньше, так как ходят слухи, что он черная вдова, только в мужской варианте, и переспав с ним – заплатишь жизнью.

Парень ещё никому не желал сдохнуть и так яростно ненавидел, как этого молчаливого и жестокого убийцу.

— Однажды вы умрете, — Савада прикрывает глаза, ожидая удара за свои слова, но открыв их, вздрагивает от неожиданности, так как мужчина слишком близко, можно ощутить аромат дорогого парфюма, легкий металлический – крови, и горячее дыхание, которое обжигает ухо.

— Как и ты, — насмешка. Холодные пальцы касаются изгиба шеи, задерживаясь на сонной артерии, слегка нажимая, заставляя кровь с удвоенной скоростью мчаться по сосудам, как обезумевший водитель, который пытается скрыться от полиции, только он не знает, что дорога приведет его обратно к исходной точки и так по кругу, пока не закончится бензин.

— Трепыхайся, живи, не становись скучным, иначе твой срок наступит очень скоро, — это самое длинное предложение, которое сказал убийца за все их встречи. И Тсунаеши запоминает каждое слово, впечатывает в свою память раскалённым металлом на коже. А потом судорожно хватает ртом воздух, когда мужчина уходит.

Он игрушка, развлечение для хищника, хорошо, что не добыча и не жертва.

Руки трясутся и хочется заорать, бросить всё, полить бензином и взорвать к хуям, в первую очередь себя. Разрезать на кусочки и вырвать себе сердце.

Прикусывая запястье, парень тихо всхлипывает, он так устал, так заебался быть сильным и не замечать всю эту злоебучую грязь. И тешить себя надеждами, что будет лучше. Как только он накопит деньги, как только матери сделают операцию, как только они уедут с этой дыры, как только он подохнет.

И он поднимается, моментами Тсуна так ненавидит себя за то, что не может сдаться. Даже если каждый раз будет врезаться в стену, он не успокоится пока не расшибет себе лоб или стену. Будет цепляться за жизнь, даже когда нет сил, и внутренние механизмы работают лишь на воле, топливо закончилось, аккумулятор перегорел и остается удивляться, как же он до сих пор работает, эта груда металлолома из костей и плоти, когда ему самое место на помойке, где из старых и ненужных вещей делают новые. Он не может стать частью нового.

Клиентов нет, он жутко замерз, куртка легкая и почти не греет, джинсы держатся на бедрах, оголяя поясницу, шапки нет, не хватило денег. Подросток топчется на месте, согревая дыханием руки, щеки ощутимо покалывает, будто иголки вонзают.

Хибари стоит у черного входа, наверное, перерыв и с интересом смотрит на пацана с каштановыми волосами, достигающих лопаток, обветренные и потрескавшиеся губы, огромные на фоне бледного детского лица глаза, цвета тягучей карамели, аж зубы сводит от сладости, хрупкое тело и не подходящую для погоды одежду.

Паренек забавный и вызывает легкий зуд под кожей, зверь внутри лениво наблюдает. Он боится, но смотрит прямо в глаза, упрямо поджимает губы, но не сдается. Любопытно, на долго ли его хватит? Банальная история. Нужны деньги, продажа телом самый легкий и быстрый способ. Таких тысячи и таких вроде бы нужно жалеть. А пацана не хочется жалеть, сломать, заставить сдаться и искупать в крови, осквернить, хотя дальше некуда.

Его трахают все у кого есть деньги, избивают, унижают, и немного удивляет, как тот не подсел на наркотики, а парень смотрит яростно, ярко горит пламя в его глазах, и поднимается. Каждый ебучий раз, словно солдатик, неуязвимый герой со стекающей спермой по ногам и кровавыми подтеками по телу, темными кругами под глазами и искусанными до крови губами.

Хибари это удивляет. Он привык, что сильнейший выживает. А этот хлипкий пацан выбивает из колеи, рушит давно устоявшееся мировоззрение, переворачивает мир вверх дном и говорит, что небо внизу, а солнце на экваторе и ты как, конченный дебил начинаешь верить, словно загипнотизированный, будто перед тобой посланник с небес. Хренов мессия, спаситель, а ты овечка на заклание, отупевший от счастья, что тебя выбрали.

И Кёя ждет, когда парнишка сдастся, разочарует, когда можно будет убить его, перегрызть горло, вырвать внутренности, лениво перебирая пальцами кишки, теплые и мягкие. Это экстаз. По позвоночнику проходит дрожь, член слабо дернулся, ногти впились в ладонь.

Хибари смакует каждую мысль, каждую идею, каждую фантазию, которую хочет сотворить с этим неуклюжим пацаном с взглядом ангела и телом шлюхи.

Савада зябко ежится, ему совершенно не нравится взгляд убийцы, но он не отворачивается, упрямо стоит, точнее топчется в попытке согреться. С завистью смотрит на теплое пальто и шарф мужчины. Мелькает забавная мысль задушить или повесить, можно связать и заставить отсосать, хотя есть опасность, что тогда он лишится чего-то важного. Жизни, например, или члена.

Поняв, что сегодня никого не будет, он стоит пару минут из упрямства или глупости, пока не начинают неметь пальцы на ногах, и перестает ощущать уши. Может, они вообще отвалились? Тсуна смотрит под ноги и уходит к себе, стараясь избежать домовладелицу и делает вид, что никого нет, когда она долбит дверь кулаком, крича на весь дом, что она выселит его, если не заплатит, и ещё парочку лестных слов про его работу и какая она добрая, что приютила неблагодарного оборванца с улицы.

Тсуна слышит, но молчит, продолжая смотреть на потолок, кутаясь в одеяло, пытаясь согреться. Ему холодно, как же, блять, ему холодно.

Сны ему не снятся уже давно. Он погружается в черное марево и просыпается уже утром. Подработка уборщиком в баре. Платят гроши, зато бесплатно кормят.

— Зачем деньги? – скучающе интересуется Хибари, наблюдая за тем, как подросток моет пол. Утром в баре почти никого нет.

Тсунаеши вздрагивает, но продолжает упорно тереть пол тряпкой. Ему хочется, чтоб в ведре, вместо грязной воды была кислота, тогда он бы вылил её на этого психа.

— Матери на операцию, — сквозь зубы цедит шатен, прикрывая на миг глаза, стараясь совладать с резкой вспышкой боли и кома в горле. Он не будет плакать. Не перед ним. Только не перед ним.

— Как шаблонно, — в низком голосе разочарование и подросток с силой сжимает тряпку. Боже, как же он хочет убить этого человека. По венам бурлит лава, расплавляя внутренности и органы, сжигая к хуям душу, оставляя черный пепел и кости. Больше они не говорят, но шатен буквально кожей ощущает взгляд серых глаз, чувствуя себя крысой в лаборатории безумного учёного. Вот сейчас ему оторвут лапку, вколют лекарство и с профессиональным интересом будут наблюдать, быстро ли заживет, вырастет ли новая? Или крыса подохнет?

Смена заканчивается в час, дальше он идет отсыпаться и к семи подходит к черному входу, где его уже ожидает черный силуэт и блеск хищных серых глаз.

— Вы псих, — в который раз говорит Тсуна, неприязно морщась, и оглядываясь по сторонам. Сегодня, как и в другие дни – пусто. Оглушительно пусто, если так пойдет, ему придется менять точку.

— А ты шлюха. Ничего не меняется, не так ли? – насмешливо щурит глаза убийца и ухмыляется.

Тсунаеши скрипит зубами и решает просто игнорировать. В голову постоянно лезут мысли, что до операции два месяца, если он не соберет деньги, то…

Савада старается не думать о том, что будет дальше. Потому что дальше пути нет. Тупик из титановой стены с подкладкой из алмазов. А впереди крах. Он знает, что сломается.

А Хибари хитро щурит серые глаза, на дне которых горят черные бездны, зверь внутри скалится в предвкушении потехи.

В этот раз попался извращенец, но у Тсуны уже два дня не было клиентов, да и выбора особого тоже. Он смотрел на костюм горничной с множествами рюшек и с трудом подавлял отвращение. Забежав в бар, он закрылся в туалете и переоделся, чулки были тонкие и совсем не грели, и это в октябре, да и юбка была короткая, до середины бедра. В дверях его встретил насмешливый взгляд убийцы, который галантно поклонился и пропустил его вперед. Щеки опалило огнем и впервые, ему было стыдно.

— Ну, давай скажи: «Господин, пожалуйста, вставьте мне. Я так хочу ваш член. Моя попка просит его!», — возбужденно зашептал полноватый, низенький мужчина с пивным брюшком и потными руками.

Савада скривился, но повторил сказанное и поморщился, когда в него вошли. Противно, до жути противно, лишь бы не вырвать. Он должен был уже привыкнуть, раньше подобное не вызывало такое отторжение, раньше на него не смотрели серые глаза, так равнодушно, с исследовательским интересом и жаждой сожрать с потрохами, оставив лишь косточку, которую любовно закопают во дворике, под вишней. Раньше до операции не было два месяца.

— Ох, такой узкий. Твоя дырочка так сжимает меня. Тебе нравится? Шлюшка. Твоя попка засасывает меня! Ах, да. Нравится? – движения грубые, дыхание с кислым запахом дрожжевого теста. И он мерзнет.

Мужчина гладит его по бокам и говорит какие—то пошлости, а Савада не слышит, он ждет, когда клиент закончит и даже рад, что потом его убьют. Немного благодарен Хибари.

Он закрывает глаза и дышит через раз, и в голове оглушительно пусто, хотя буквально секунду назад там пели псалмы бедные дети, набатом ударяя по колоколам, танцуя чечетку по его черепушке. А потом выстрел.

Тсунаеши чувствует умиротворение.

— Милое платьице, — издевательски умиляется Хибари, убирая пистолет, задумчиво гладит подбородок, рассматривая парня и добавляет: — Не хватает кошачьих ушек.

Савада поднимается, смотрит на труп мужчины, и согревает дыханием руки, игнорируя комментарии брюнета. Ну милое, так милое, не он его шил.

— Скажи «мяу», — неожиданно приказывает Хибари и у парня сердце замирает на миг от тона убийцы.

Это не просьба, даже не совсем приказ. Легкая угроза, как будто он говорит: «если мне не понравится, я задушу тебя». Тсуне и до этого было страшно, а теперь он чувствует панику, сознание затапливает ужас, как вода наполняет аквариум, вот только поток не перестает останавливаться, и скоро она полется через край, затапливая все вокруг.

Глаза брюнета это холодные звезды мертвой планеты, возле виска прицел «Ремингтона» и неверное движение, взмах ресниц, выстрел, а в голове зияет дыра, снося мозги и пробивая череп насквозь.

— Гав, — произносит Тсунаеши, ожидая своей участи, как заключенный, которого обрекают на смертную казнь.

Хибари хрипло смеётся, серые глаза довольно вспыхивают и он уходит.

Савада еле держится на ногах, хочется упасть, но он заставляет себя вернуться в бар и переодеться, костюм шатен выбрасывает в ближайший мусорный бак. Он бы сжег, но нет спичек, да и бензина.

Месяц пролетел незаметно. Место сменить не пришлось, находились извращенцы—суицидники, но этого было мало. Денег катастрофически не хватало, а время неслось, как скоростной поезд, и не остановить, даже если встанешь на пути и раскинешь руки в стороны. Снесут и не заметят.

Паника накатывает волнами, ты утопаешь в море отчаяния, сил бултыхаться нет, а волна накрывает с головой, обдавая легкие огнем и забивая нос и рот черной водой.

Тсунаеши начинает думать о продаже органов, нужно найти скупщика и клинику, где проведут операцию. А ещё он так заебался нести этот груз на своих плечах. Ему хочется выговориться, нет сил держать всё в себе. Рассказать кому—то свою историю и получить капельку сочувствия и поддержки, услышать слова, что все хорошо и он справится.

— Мне не интересно, — Кёя говорит это с капризным высокомерием, окидывая злым взглядом, будто на его глазах Савада осквернил святыню или убил и зажарил новорождённого.

Подобного он ожидал, поэтому даже не больно, только горькая усмешка на губах и противный привкус на языке. Не кровь, не рвота, а будто смешал уксусную кислоту с соевым соусом.

— Хочешь заработать?

Савада хочет кивнуть и как послушная собачка последовать за этим человеком хоть в ад, лишь бы заплатили и как можно больше.

Это говорит Хибари и Тсунаеши молчит, не двигается. Он знает, что не имеет права отказать, но и соглашаться особого желания нет. Неизвестно, что у этого ебанутого в голове.

— Будешь моим питомцем, — объясняет Кёя, замечая взгляд подростка. Худые коленки и локти, лицо бледное, длинные ресницы и в карих глазах страх. Как упоительно, но скучно.

— Оплачу операцию, — добавляет Хибари и довольно ухмыляется, когда глаза паренька зажглись ярким огнем. Вот теперь идеально. У него месяц, чтоб сломать и уничтожить этот огонь.

Савада ещё не согласился, а ещё он знает, что выбора снова нет, только вперед, как в лабиринте без хитроумных заветвлений, потайных ходов и тупиков. И при каждом шаге позади тебя рушится дорога, не давая возможности вернуться назад.

А ещё он догадывается чем именно заинтересовал убийцу. Неудержимой жаждой жить, даже, когда вокруг мир погружается в хаос, преодолевая все выпавшие трудности, не сдаваясь, и поднимаясь каждый раз, когда падаешь.

Хибари привык видеть, как люди цепляются за жизнь, просят, умоляют, лобзают на коленях, но это лишь животный инстинкт выживания. Таких ломать легко и не интересно. А парнишка вызывает легкую дрожь по телу, не сравнимую ни с каким испытываемым раньше наслаждением. Упрямый, смелый, с толикой сумасшествия в глазах и запахом карамели.

У Тсуны не так уж и много обязанностей. Следовать за Хибари, слушаться во всем и не разговаривать без разрешения. Парень даже не боится, с равнодушием наблюдает, как брюнет избивает очередную цель и смотрит на свои руки. У него на безымянном пальце перстень с римской цифрой десять. Подарок от Кёи. Тсуне никто не дарил подарков. Он рад, подарок остается подарком, даже если его подарил убийца с неустойчивой психикой и неконтролируемой агрессией. И впервые с восхищением открывает маленькую красивую красную коробку, аккуратно достает кольцо и благодарит с улыбкой. Искренне.

— Не улыбайся, — зло сощурив глаза, грубо бросает Хибари.

Это не подарок, а клеймо принадлежности, как ошейник, только более компактный.

Савада непонимающе моргает, обиженно дуется, и продолжает разглядывать побрякушку. Как мало ему нужно оказывается для счастья. Теплая одежда, вкусная еда и крыша над головой.

Хибари смакует, предвкушает реакцию парнишки. Вот так, всего лишь месяц, а потом я заставлю тебя ненавидеть меня, жить ради меня, убивать ради меня. Ты ведь, не разочаруешь меня, Тсунаеши?

Савада не может дышать, он задыхается, он не может заплакать, лишь смотреть опустевшим взглядом на бледное лицо своей матери, она такая умиротворенная, и на приборы, которые показывают, что жизнь женщина оборвалась.

Пусто. Вокруг, внутри. Ничего нет. Засмеяться, только не смешно, заплакать, жалко не получается. Пустыня из выжженной души и ошметков плоти, которое было сердцем. Он хочет умереть, упасть рядом с матерью и завыть от боли, которая разрывается на кусочки, но нет, он стоит и смотрит. Глупо, с надеждой на чудо.

— Чудес не бывает, — голос Хибари звучит в голове. Словно он пробрался внутрь, разломил ему череп, вынул мозги и говорит.

Тсуна не кричит, грудную клетку вскрывают жуткие вопли, но вокруг тихо, приборы пищат и тикают часы. Так громко, вытесняя мысли. Их нет. Как и слез. Странно, почему? Во рту металлический привкус, с чего бы? Ах да, прикусил губу. Ничего, заживет, как и всякие незначительные раны, организм может регенерировать.

Кёя довольно, нет, даже не так, счастливо скалится и смотрит с восхищением на представшую глазам картину. Он на пике наслаждения, а теперь покажи мне свои глаза, Савада? В них отчаяние, жажда мести, ненависть, пустота?

Тсунаеши смотрит на Хибари и слабо улыбается. В его глазах облегчение.

— Спасибо за чудо.

Хибари недоуменно хмурится, провожая худую фигуру взглядом, как тот покидает больничную палату. Не такого финала он ожидал. Это ставит в тупик.

И внутри так странно тянет, словно кто—то схватил за сердце и хочет его вырвать, чтоб отдать другому человеку. Конкретно уходящему пацану.

Савада заливисто смеётся, он чувствует себя свободным от обязательств, от чувств, от мира. В руке у него «Ремингтон» и один патрон.

@темы: Фанфик, Katekyo Hitman Reborn ,

Comments

[Мека чи Фука]

Стоит отдать должное, у тебя действительно великолепно получается стиль ангст...
Я в полном восторге, особенно концом, Тсуна его все таки сделал, и не смотря на то, что скорее всего он пустит пулю себе куда-нибудь, Кея его не забудет, т.к. его сделали на его же поле...
Спасибо!!!!